Особенно трудно было в распутицу. Осенью, когда река начинала замерзать, и во время весеннего ледохода переправлялись с вокзала в город и обратно только на ледоколах. Те из моих читателей, кто сейчас въезжает на поезде прямо в город, не зная никаких забот, — счастливые люди: в середине шестидесятых годов архангелогородцы получили мост, о котором мечтали века.

Что я увидел прежде всего, прибыв в Архангельск,—это пароходы, стоявшие у причалов Бакарицы и Левого берега. Пристани были уставлены большими ящиками, танками и всякими другими грузами. Всюду кипела работа.

Северное пароходство превращалось в одно из самых крупных.

Ему передали некоторые суда из других пароходств. В середине 1942 года на Севере работало девяносто транспортов.

Северяне первыми обратились ко всем морякам страны с призывом организовать социалистическое соревнование.

Победителями считали экипажи, которые добились выполнения и перевыполнения плана перевозок, обеспечили отличное состояние механизмов и всего судна, плавали без аварий. Ни одного нарушения дисциплины, строгое соблюдение устава службы на судах — вот показатели победителей.

Папанин приехал сюда раньше меня. Вызвал в свой кабинет в здании обкома партии:

— Константин Сергеевич, хочу назначить тебя начальником моего штаба.

Это было для меня совсем неожиданно.

— Ненадолго, только до прихода «Сталинграда», — поторопился добавить Иван Дмитриевич. — Ты теперь сам видишь, сколько здесь дела.

— Назначайте, Иван Дмитриевич. Пока моего парохода нет, буду помогать всеми силами.

Начальник Главсевморпути создал здесь штаб морских арктических операций для непосредственного руководства перевозками в Арктике.

Приказ появился в тот же день, и я стал начальником «Папанинского штаба» — так называли в Архангельске это учреждение. Дни и ночи были заполнены нескончаемой работой. Мы следили за движением в арктических льдах каждого судна. У нас сосредоточивались сводки арктической погоды и сведения ледовых авиаразведок. Составлялись синоптические карты и проверялись ледовые прогнозы. Кстати сказать, прогнозы ледовитости восточной части Северного морского пути не сулили ничего хорошего. На западе все говорило о более легкой навигации.

Несколько наших судов готовились к отправке в Арктику. Насколько помню — пароходы «Моссовет», «Мироныч», «Эльна-II», «Щорс», «Чернышевский», «Двина», «Аркос», «Комсомолец Арктики», «Азербайджан», «Донбасс». Все суда надо снабдить топливом, продовольствием, укомплектовать командой. Конечно, основная работа выполнялась пароходствами, которым принадлежали суда. Однако многое оставалось в спешке забытым. Часто забывали и то обстоятельство, что транспортам предстояло плавание во льдах Арктики, а льды во время войны не сделались мягче.

Уходил в Арктику и ледокол «Красин». После перевооружения в Мурманске на нем насчитывалось двадцать пять пушек и пулеметов. В число экипажа назначены военные моряки. Вместе с «Красиным» собрался в Арктику и «Монткальм», переданный Канадой советскому государству.

Война диктовала жесткие сроки выхода пароходов в рейс. Из Белого моря в Карское их проводили и охраняли корабли Беломорской флотилии.

В трудах и заботах шло время. Как и в прошлое лето, в Архангельске стояли солнечные, жаркие дни. Не изменился, деревянный облик города, но дух его другой: Архангельск стал неотъемлемой частью фронта, главным фронтовым портом.

Глава пятая. «Камень на шее»

Катастрофа с судами конвоя PQ-17 — это трагедия сотен моряков. Типичной была судьба экипажа транспорта «Хатлбьюри», потопленного у берегов Новой Земли фашистской подводной лодкой. В книге английского писателя Д. Ирвинга приведены показания и дневники оставшихся в живых членов судовой команды. Даю с частичным пересказом дневник помощника капитана Нидхэма Форта:

«7 июля 1942 г. торпедированы… Ужасный грохот. Все стало черным. На мостик обрушился водяной столб, в разные стороны летят обломки… Взорвалась вторая торпеда… Радиостанция вышла из строя.

От взрыва первой торпеды в переборке жилого кубрика появилась огромная пробоина. Находившиеся в нем несколько моряков бросились к выходу, но в темноте один за другим падали в образовавшийся от взрыва провал. После взрыва второй торпеды по палубам судна и через платформу, на которой были установлены «Эрликоны», прокатилась мощная волна, смывшая за борт пять артиллеристов. Платформа сместилась и прижала капитана Стефенсона, перекочевавшего после первого взрыва на противоположное крыло мостика…

Судно сильно накренилось на правый борт. Обе машины остановились, стальные листы палубного настила сильно деформировались и покоробились; из котлов, заглушая все другие звуки, со свистом и шипением вырывался пар. Капитан Стефенсон еще не успел дать приказ покинуть судно, а матросы уже ринулись к спасательным шлюпкам. Спасательную шлюпку правого борта разбило взрывом, и моряки устремились к левой шлюпке.

«Хатлбьюри» быстро погружался, кренясь на правый борт. На спущенный, с вант плотик взобрались тринадцать человек, в то время как норма их загрузки составляла восемь-девять. Из-за перегрузки плотик притонул и многие его обитатели оказались по грудь в воде.

Плотик первого помощника Гордона подошел к затопленной спасательной шлюпке и держался возле нее. На шлюпку с борта судна по кормовому фалиню спустились восемь человек и перешли на плотик.

На борту судна оставались еще человек двадцать, но спасательных средств для них не было.

— Единственной надеждой, — рассказывал третий помощник Нидхэм Форт, — была затопленная шлюпка левого борта, соединенная с судном своим кормовым фалинем. Несколько человек находились в ней, а другие, крича и плача, с трудом держались на воде около нее. Я соскользнул по фалиню вниз и взобрался в шлюпку. Все, кто находился в ней, стояли по грудь в воде.

Через десять минут подводная лодка выпустила еще одну торпеду. В воздух на высоту более ста метров поднялся огромный султан водяных брызг и черного дыма, а в воду далеко от корпуса упала дымовая труба и части верхних надстроек. Киль судна разломился.

Третья торпеда попала в правый борт как раз напротив нас, и судно сразу же начало крениться левым бортом, прямо на нашу шлюпку. Все мы подумали, что нас вот-вот раздавит. Матрос Диксон, обычно всегда молчаливый, начал вопить, что всем нам пришел конец.

Около двадцати человек, сумевших взобраться в притопленную спасательную шлюпку, начали с отчаянием откачивать из нее воду, но каждая очередная волна перекатывалась поверх планширей и снова затопляла ее водой.

Вскоре после взрыва третьей торпеды судно распалось на три части и начало свой печальный путь ко дну.

Когда тонула кормовая часть, полуют высоко поднялся и находившиеся в шлюпке и на плотиках моряки увидели, как по скользкой, наклонившейся палубе к корме, отчаянно хватаясь за что попало, пробиралась одинокая фигура. Корма поднималась все выше и выше, пока неподвижные винты не выглянули из воды метров на десять — двадцать. Человек перелез через кормовой леер и, едва удерживая равновесие, стал пробираться через кормовой срез судна. Подойдя к краю, он с большой высоты прыгнул в море. Это был капитан «Хатлбьюри» Стефенсон. Он «приводнился» рядом со спасательной шлюпкой третьего помощника, на которую его и подобрали. Но на борту тонувшего судна был еще один человек. Это был второй помощник Гарольд Спенс. Со шлюпок и плотиков видели, как он снял с себя спасательный жилет и фуражку: он решил покориться судьбе. Когда под волнами начал с рокотом скрываться и мостик, моряки увидели, как второй помощник махал им рукой».

Трагичной была судьба спасавшихся. В книге Ирвинга есть запись третьего помощника Форта:

«Ребята умирали один за другим: кочегар Хатчинсон, потом буфетчик, затем матрос первого класса Кларк, радист, старшина Сиббит, шестнадцатилетний вестовой, потом матросы первого класса Диксон и Хансен. Все они умерли в течение первых двух часов.